на главную

ВНИМАНИЕ: Данный текст представлен в сокращенном варианте. Содержит ненормативную лексику. В дальнейшем не подлежит обработки цензурой. Правописание и стилистика авторские.

   Все действующие лица существовали в реальности, лишь изменены их имена и спутаны факты биографии. Не стоит принимать на веру упоминающиеся здесь названия населенных пунктов и местностей. В отношении всего остального, могу заявить следующее: Все события, описанные ниже, имели место в действительности.

Klein Zaches, 1999

Светлой памяти:

   Вода была теплая, очень теплая. Маленькие, шустрые волны, подгоняемые ветерком-забавником, ласково шлепали по коже. Сладкая дрема окутывала сознание. Он лежал на животе, почти всем телом в воде и только скрещенные под подбородком руки и упирающаяся в них голова были вне досягаемости от шаловливого щекотания парной июньской водички. Со всех сторон набегали различные звуки: издалека ровное гудение подвесного мотора, чуть поближе детский визг и дружные раскаты смеха веселой компании. Глаза прикрыты и солнечные лучи, пробиваясь через тонкую кожу век, окутывали окружающий мир багровой тьмой.

   Вдоволь погоняв волны, налетел ветерок и, взъерошив волосы на голове, тут же умчался прочь, по своим ветреным делишкам, а багровая тьма сменилась вдруг настоящей, чернильно-непроглядной. Он почувствовал, что волосы макушке ерошит уже не ветер, и открыл глаза. Рядом с его лицом, провалившись коленом во влажный песок, нарисовалось симпатичное загорелое бедро, и он знал кому оно принадлежит. Стоило лишь немного повернуть голову, скользнув взглядом по точеной фигурке, заслонивщей солнце, и его взгляд встретился со смеющимся взглядом бесконечно дорогих ему глаз. Светило, спрятавшись за головой, увенчало пышную прическу “короной”, искрящейся в золотистых волосках, безумно приятно пахнущих (он знал это) Ленкиных волос. Александру приходилось видеть подобные кадры в кино и на фото, но в них невозможно было разглядеть, как сейчас, добрые морщинки лукаво прищуренных век, дразнящие губы, открывающие ровный ряд зубок, ноготок большого пальчика с облупленным перламутровым лаком, упирающийся в верхний ряд этих зубок.

– Ленка, а я тебя люблю, – хрипловато произнес он.

Лена, вынула пальчик из уголка рта и звонко рассмеялась, ее рука скользнула с макушки и двумя пальчиками зажала ему нос.

– А ты все вре-ешь, я зна-аю, – нараспев произнесла она, водя его за нос из стороны в сторону.

Саша перехватил ее запястье и резко притянул к себе, бережно принимая на себя небольшой вес ее тела.

– Ай, дурной! Дурной! Сашка, пусти! Я же волосы намочу! Ну, пусти, Сашка. – Запричитала она, норовя ущипнуть “агрессора”.

– Ленка, а я тебя хочу, – зашептал в ушко, щекотясь носом об выбившуюся прядку белокурых волос.

Лена перестала трепыхаться и замерла, уткнувшись носом в его грудь. Потом медленно подняла голову и забавно округлив глаза, произнесла, понизив голос до конспиративного шепота:

– Прям тут трахаться будем, да?

И не выдержав, вновь прыснула заливистым смехом, толкнула ладонью его лоб и ловко выскользнув из объятий, повизгивая, бросилась бежать к расстеленному на песке пледу.

- Ах, ты! Ах ты, бандитка!

Саша вскочил на ноги и, пытаясь сдержать растягивающую его рот улыбку, поспешил вслед за ней.

- Саша, на пиво попей, охладись.

Лена уже сидела на пледе, протягивая запотевшую бутылку, одной рукой и ладонью другой, загораживаясь от солнца.

– Красивая ты у меня, бандитка, – вздохнул он, присаживаясь рядом и беря в руку бутылку, – и потому я тебя амнистирую, если ты меня поцелуешь. Взасос.

Сашка, я только, только губы накрасила. Вот придем домой и тогда… Тогда… Тогда, тогда… Тогда-а…

Она начала рыться в сумочке, достала косметичку и рассмеялась, глянув на его приоткрытый рот.

– Тогда пошли сейчас. Сейчас же! – Нарочно придурковато улыбаясь и хлопая ладонями по пледу, сказал он.

– Ну, уж нет! Кто меня на пляж вытащил? И потом, мы только пришли, – ответила Лена, рассматривая себя в зеркальце.

Потом она, мягко улыбнувшись, подсела ближе к нему и, высунув кончик языка, быстро провела им меж Сашиных губ, таким образом, нисколько не нарушив их “опомаженность”. Это называлось “деловым поцелуем”.

Саша откинулся на локти и, прихлебывая пиво, произнес:

Холодное пиво, жаркое солнце, красивая жена, что еще нужно чтобы спокойно встретить старость?

– Подъем, блядь! Подъем, хуевы остоебанцы, чичья сыть, блядь!!!

Заорали, казалось, прямо в самое ухо. Он вздрогнул, и резко перевернулся на спину, судорожно сжимая в руках нагретое телом железо-дерево автомата. В нездорово-красных рассветных лучах, посреди маленькой комнатушки с ободранными обоями на стенах и обвалившейся подавленной штукатуркой на полу, стоял здоровенный краснорожий детина, одетый в камуфляж. Его черная шапочка-гандон, была залихватски скатана на самый затылок, мощное тело щеголяло изобилием кожаных ремней. Заметив реакцию Александра, его со сна дурные и переполошные глаза, он ухмыльнулся и, выпуская пар из пасти заорал:

– Блядь, суки! Житуху свою ебаную просрете! Подъем!

Он завернул еще пару матерных комбинаций, и пихнул сапогом кого-то лежащего на полу, на трех, положенных друг на друга, и свирепо изрезанных матрацах.

Рядом с Александром зашевелился край ковра, из под него показалась взъерошенные волосы Сергея и следом его голова.

– Шож ты, начальник, разорался? Не видишь, тут не только твои головастики спят? – звонким голосом, будто и не со сна вовсе, сказал Сергей.

Детина моментально огрызнулся:

– У нас тут, блядь, не гостиница. Если хочешь, спать, то блядь, будешь спать, и никто тебя не добудится. А вам, между прочим, тоже пора вставать, транспорт подъехал. Вам дорога – нам служба, – и уже в другую сторону – Поднимайтесь, чахоточные, блядь. Развод будет. Побыстрее.

На полу завозились, послышался натужный кашель.

Серега хлопнул по плечу Сашу, подмигнул и, вставая с бильярдного стола сказал:

– Пора, брат, пора. Скажи спасибо, злому дяденьке и пойдем.

Он повесил на плечо автомат, “сферу” на сгиб локтя и, выбивая ладонями бодрую дробь по бронежилету, вышел наружу.

Александр подавил в себе стон, зябко поежился, подтянул ремни “разгрузки”, и опустил ноги с зеленого прожженного зеленого сукна на грязный, густо покрытый “бычками” и прочим мусором, пол.

“И как они спать умудряются на полу при таком дубаке?” – подумал Саша, обходя стонущих и кашлящих пацанов “вэвэшников”.

“Немудрено и воспаление легких подхватить. Этот похоже уже”.

Бледное лицо, судорожно заглатывающего воздух, парня, привалившегося спиной к ножке стола, не выражало ничего кроме страдания и покорности, его бессмысленный взгляд опухших, слезящихся глаз плавал. Тем не менее, грязные, покрытые цыпками руки, не выпускали оружие.

– Ты бы пасть так широко не разевал, а то дерьмо в твоей жопе видать.

Неожиданно для самого себя сказал Александр, аккуратно обходя встающих пацанов.

Детина, старший временного блокпоста, оборвал матерную фразу на полуслове, зло сверкнул глазами на Сашу, и прорычал:

– Проваливай, нахуй, проваливай. Нечего тут, блядь, прохлаждаться. Вас ждут великие дела.

Саша, шагнул за порог в волглую сырость апрельского утра.

   Прямо на дороге, метров в полтораста от дома, возле бетонных надолб блокпоста, стояло два “крытых” ГАЗ-66, два БТРа и Т-72. Похоже, что этот урод был прав. Сергей стоял возле танка вместе с остальными членами их команды, и что-то быстро говорил, отчаянно жестикулируя руками. Саша сошел с крыльца, завернул за стоящий возле крыльца “разутый” “москвич” и с наслаждением помочился внутрь того, что раньше было салоном. Тем временем из одного шестьдесятшестого начали неловко спрыгивать наземь люди. Хорошо было видно, что головы у них были замотаны тряпками, а руки скованы за спинами наручниками

“Похоже, еще один конвой с “баранами”, – подумал Саша, и поспешил к машинам.

   Вот уже четвертый месяц колесил он по дорогам Ставрополья, Чечни, Дагестана и Осетии. Четвертый месяц вместе с шестью такими же, как он операми из разных городов России, составлял одну команду. Специальную конвойную команду под номером одиннадцать. Он знал, что подобных команд сформировано около трех десятков. Они сновали по всему Закавказью вокруг “восставшей республики” и внутри ее. Иногда, в пути, на блокпостах, на фильтрационных пунктах, они встречали другие команды, и Саша пытался узнать тех людей, которые собрались на третий день после рождества 95-го года, в актовом зале гостиницы “Дарьял”, которая неизвестно почему называлась мотелем…

– Господа-товарищи, – начал одетый в камуфляж без знаков различия, седоватый, лупоглазый мужик, – Господа-товарищи, я знаю, что среди вас нет случайных людей, все вы добровольцы, все понимаете, что такое служба в оперативных подразделениях ОВД. Все вы опера. Я нахожусь здесь, чтобы пояснить вам кое-что относительно выполнения предстоящий вам заданий на территории Северного Кавказа.

– Когда вы уезжали в эту командировку, в ваших командировочных документах значилась следующая формулировка: Для оперативного прикрытия эвакуации режимных объектов из зон со сложной криминальной обстановкой. Я понимаю, что определение звучит коряво, может быть расплывчато для не посвященного, но оно отображает суть нашей общей задачи. Не секрет, что в данный момент на территории Чеченской республики ведутся боевые действия. Все вы слышали про штурм Грозного и в общих чертах представляете какая на данный момент там сложилась обстановка… Идет война. Гибнут люди. На данный момент сепаратисты чувствуют себя весьма уверенно. И хотя Грозный наш и войска продвигаются вперед, перспектива этой войны далеко не радужная. Я говорю это вам, как операм!

– Во, бля, поделился секретом! – хохотнул кто-то за спиной Саши.

Мужик встал и, упершись руками в столешницу президиума, начал буравить нас взглядом, ряд за рядом, глаза в глаза, не прерывая свою речь.

– Все вы будете поделены на специальные конвойные команды, по 7-8 человек. Вы будете принимать грузы, охранять, обеспечивать их полнейшую неприкосновенность, доставлять в различные пункты. В зависимости от ценности перевозимых грузов, вам будет выделяться и дополнительный внешний конвой. Вы можете спросить, зачем для подобных целей привлекли именно нас, сыщиков, а не армейские подразделения? Дело в том, что нам необходимо иметь в этих конвойных командах людей, которые сочетали бы в себе умение держать язык за зубами и применять на деле навыки оперативной работы. Во многих населенных пунктах вам придется работать со спецаппаратом и даже самим налаживать оперативные контакты. Причем в кратчайшие сроки! У вас не будет отработанных маршрутов движения. Маршруты будут прокладываться произвольно…

– Что он несет? Бред какой-то! – сидящий рядом с Сашей, усатый крепыш, нервно заерзал на своем сидении. – Что он нам шнягу вешает?

– Успокойся, Витек, – послышалось за моей спиной протяжный и ленивый голос, – Успокойся и не пытайся найти смысл там, где его нету. Расслабься и постарайся сделать умное лицо, ты же офицер.

В ответ Сашин сосед вполголоса выругался, а мужик тем временем продолжал.

– Когда вас направляли в эту командировку, то вы все оставили свои удостоверения дома. Сейчас вам выдадут новые удостоверения. Они оформлены на другие фамилии и “выданы” другими территориальными ОВД, чем те, из которых вы прибыли. Я предупреждаю, – если у вас есть с собой какие-либо документы, подтверждающие вашу настоящую личность: прочие удостоверения, водительские права, даже записные книжки с вашими фамилиями, то все следует сдать мне. Документы будут отправлены в ваши отделы кадров. С этого момента все вы получаете допуск к информации особой важности. Это будет отмечено в ваших личных делах. На формирование команд, первичный инструктаж, ознакомление со спецсредствами, оружием и снаряжением, короче на все про все нам выделяется не более трех суток. Мы обязаны уложиться. В этом нам будут помогать наши коллеги из УВД Ставропольского края, и МВД Дагестана.

– И никто не узнает, где могилка моя. Бля, вот, что, значит, быть залетчиком, – всегда попадаешь в “добровольцы”. – Так же в полголоса резюмировал крепыш.

– К формированию приступим немедленно. Списки уже готовы. Сейчас я буду зачитывать фамилии и орган комплектования, названный запоминает номер конвоя, подходит ко мне, расписывается в ведомости и получает свое новое удостоверение.

   Пучеглазый открыл папку канареечного цвета и передал ее рядом сидящему худенькому парнишке в гражданке. Тот начал зачитывать списки, постоянно сбиваясь и путаясь…

– Бля, Петро, да они чо, оебунели в конец? Нахуя нам этот гроб с музыкой? – Сергей постучал по броне танка, – Это спецом, чтобы на всю округу семафорить, что, мол, мы едем? Трахните нас, мы везем что-то “вкусное”, да?

– Серега, не нуди ты, – поморщился Петро, – от твоих воплей ничего не измениться, сам знаешь: внешний конвой не выбирают, сказали поедут с нами, значит нет базаров. Да и отцепяться они от нас на “втором сортировочном”, там сдадим “баранов”, догрузят нас, и двинем через Самашки, через тринадцатую заставу к ингушам, а потом зависнем аж на трое суток. Погуляем, правда, Санек? – и он подмигнул, подошедшему Саше.

– Санек, ну как вы тут с Серым переспали?

Сашу пихнули сзади в правый бок, так что его мотнул налево, – пришлось сделать шаг в сторону и если бы не бронежилет, то могли пострадать и ребра. Тоха, – рыжий, веснушчатый здоровяк одного роста с Сашей, но на сорок кило тяжелее, весело скалил зубы и потирал свой кувалдоподобный кулачище.

– Ты, черт, мне ребра поломаешь. Что вы только один танк притащили то? Надо уж было роту пригнать, да бэтэров столько же.

– А все уж разобрали. Нам поскребышки досталися, – подал голос черноусый Витька.

– Лучше уж бы и правду разобрали, – ворчал, не унимаясь, Сергей.

– Петро, мы их на оправку.

К ним подошел Гоша, подталкивая стволом автомата грузного мужчину, одетого в коричневую “пропитку”.

– Только по одному водите и чтоб хорошенько просались, а не то, потом, в карман пусть друг другу делают, – отозвался Петро, - И слышь, Гоша, далеко не таскайте. Да шары, шары ему сразу развяжи.

Остальные конвоируемые сидели прямо на асфальте, прислонившись, друг к другу спинами. Их было всего трое. Рядом с ними стоял Армен, он помахал Саше и тычками сапога начал подымать сидящих на асфальте “баранов”.

– Эй, Ильгар, ворат кунем! Длинный, тупой айзер, ты, наверное, специально попросил себя записать в другую команду. Боишься за свою жопу? – смеясь, сказал Армен, ловя за рукав красивого, рослого парня “кавказской наружности”.

– Кучур, ишек баласы, это ты, наверное, ушастый армянский карлик, подкупил полковника, чтобы он спрятал твой гадкий рот подальше от моего члена, – парировал Ильгар, хлопнув Армена по плечу и кивая стоящему рядом Саше и Сергею.

– Вы мужики, в одном конвое с этим обезьяном? Смотрите, следите за ним, а то он как увидит горы сразу забудет, кто он такой и полезет на них, а потом его хрен снимешь оттуда, – древние инстинкты необоримы, – добавил, посмеиваясь Ильгар.

– Все, Ильгар, иди куда шел. Скоро ты увидишь своих любимых ишаков! Когда встретимся после всего, ты мне расскажешь скольких ослов тебе удалось склонить к сожительству.

   Пока двое знакомцев шутливо бранились, к нашей группе стоящей, на крыльце гостиницы, подошли еще четверо: рыжий, “бритоголовый” “шкаф”; чернявый усатый крепыш, сидевший рядом со мной в актовом зале; худой и жилистый, с виду, мужик с цепким взглядом и пухлый, лысеющий толстяк с большими влажными глазами, которые смотрели на нас вопросительно и тревожно.

– Конвой одиннадцать? – спросил жилистый и, не дожидаясь ответа, сунул мне, а затем и Армену с Сергеем, свою сухую, горячую ладонь. – Меня зовут Петро, будем вместе работать я, как вы слышали, старшой нашего конвоя.

– А это тоже наши, – сказал он, поворачиваясь к своим спутникам, – знакомиться будем.

   Через три минуты я узнал, что Петро с Екатеринбурга старший опер, розыскник. Рыжего зовут Антон, Тоха, как он сам представился, он был из Питера и работал там младшим опером в РУОПе. Усатый Витька, опер по “тяжам” из Казани. Лысый, вздыхая, признался, что он оперуполномоченный отдела по борьбе с преступлениями несовершеннолетних, из Новосибирского УВД, зовут его Гоша. Армен вместе с Ильгаром приехали из Нижнего Новгорода. Они работали в одном райотделе, только Армен на зоне, а Ильгар на линии, а здесь получилось так, что их рассовали в разные команды. Мы же с Серегой оба были из Омска.

   В тот же день нам выдали все нашу экипировку: полевую милицейскую форму, неудобные БЗТ, каски “Сфера”, “Макаровы” в кобурах, старые пошарпанные АКМСы и прочую чепуху. Большинство только крякало, разглядывая видавшие виды снаряжение. Только форма и сапоги были новенькие, с иголочки, нашлось каждому по размеру . Бушлаты были армейские, камуфлированные, но тоже новье. А Витька даже поругался с носатым майором, уличив его в том, что он выдал бронежилет без нескольких бронепластин.

   Вечером, после утомительных занятий, мы, всемером, сидели в нашем новом номере, потягивали пиво и занимались кто чем.

– Суки, решили на нас сэкономить, – бурчал Серега сноровисто “раскидывая” автомат на своей койке. – Этим стволом, похоже, только картошку не копали, а на нарезы гляньте! Бля! С него даже не застрелишься! Так оружие заговнять!

– А ты, Серый, не солдат. Ты мусор. Вот и воюй мусором. – Витька подошел к окну и с задумчивым видом глянул наружу.

– А я, ребята, на сухпае долго не протяну. У меня гастрит, – сказал Гоша, сокрушенно покачивая круглой головой.

– Нахуя ж ты, Гоша, поехал? Думал, что нас будут в диет-кабаки водить? – хохотнул Тоха, катая в своих ручищах бутылку пива.

– Ответ прост. Деньги нужны были. Мне перед отъездом пять лимонов дали и еще по приезду дадут шесть, – сказал Гоша и, сделав страдальческое лицо, добавил, – или жене дадут, если не вернусь.

– Не, Гошка, ежели ты не вернешься, твоей жене гораздо больше дадут, как супруге павшего при исполнении мента, – “успокоил” его Тоха.

– Ага, дадут, – супруге старшего лейтенанта милиции Михаила Соломоновича Визель, из Грозного, – сказал Гоша, доставая из кармана свое новое удостоверение и демонстрируя его нам.

– Чо, Гоша? Да ты теперь чеченский еврей! – прыснул пивом Тоха и, хлопнув себя по ляжкам, повалился на койку от хохота.

Минут пять мы дружно смеялись над Гошей, а потом смеялись еще минут пятнадцать разглядывая удостоверения друг друга. Все мы оказались в основном “чеченцами” только Петро “осетин”, а я вообще “туркмен”.

– Ну, конспираторы, едрена мать! – фыркая и утирая слезящиеся глаза, сказал Петро.

Дверь номера открылась и, шаркая тапками, вошел препоясанный полотенцем Армен, он только, что принял душ.

– Чего смеемся? Давайте смеяться вместе. – Спросил он.

– Эй, Ара! – бросился к нему Серега. – Эй, Ара! Где твоя “мама”? Дай посмотреть.

– Новая что ли? Там возьми, в кармане рубашки, – ответил, недоумевая Армен.

Серегей метнулся к стулу, где висела рубашка Армена, и стал доставать удостоверение. Все замерли.

– Оперуполномоченный уголовного розыска, капитан милиции Иванов Николай Артемьевич.,– четко прочитал Сергей.

Все “легли”.

– Эй, что смешного? – заулыбался Армен, глядя на нас.

– Разве нет армянина по фамилии Иванов? У меня сосед снизу был тоже Иванов и почти чистокровный армянин.

Не смеявшийся вместе с нами Виктор, наконец, отвернулся от своего окна и произнес раздраженным голосом:

– Все это конечно смешно, но лишний раз говорит о полнейшем распиздяйстве, которое тут твориться. И потом, разве вы не поняли, что мы, собравшиеся тут, далеко не лучшие опера и попали сюда кто по залету, кто по дурости. Прямо скажем паршивые, может кроме Петро, и таких, как он здесь, в гостинице, единицы. Да даже если бы мы были гениями сыска, кой прок от нас тут на Кавказе? Мы сильны только на своей земле, в своих городах, в своих дворах. Да и от нас не требуют заниматься тем, в чем мы худо-бедно да сечем мал мала. Мы должны быть конвойными псами, параллельно выполняя какую-то грязную работу. Неужели вы этого не понимаете? Нас ждет большое дерьмо! И этот детский лепет, которым нас пичкали, просто смешон!

В номере повисла тишина.

– От ты дал, Витек, – наконец сказал Тоха.

– Ты знаешь, – продолжил он, – Ты знаешь, может я, и кажусь большим и тупым парнем, но я пошел сюда не по дурости и не по залету. Я служил в армии в ДШП, и второй год торчал в Афгане, после армии ушел в ОМОНы, писал рапорт и меня направили в Абхазию, я этих басаевских “волков” еще там встречал, под Сухуми. Теперь я опер и собрался в Чечню. Я знал, что нас тут ждут не пряники. Я готов ко всему.

Тоха набычился и засопел.

– Да, Витя, ты прав, – подал голос Петро.

– Ты прав в том, что мы не солдаты, не восемнадцатилетние мальчишки. Мы менты. И каждый из нас мог отказаться от этой поездки в отличии от тех пацанов, которые гибли в Грозном не успев встретить новый год. Мог отказаться, практически ничем не рискуя. И ты мог. Не знаю, какая там у тебя была ситуация, но я уверен в том, что из уголовки тебя бы за это не выгнали. И Антон прав, мы все знали, что тут происходит. Каждый знает, что у нас все делается через жопу. И Кавказ тоже, к сожалению, не исключение. И еще. Нам вместе работать, работать несколько месяцев. Давайте не будем начинать со ссор.

– Эй, парни, Петро прав, давайте лучше пить пиво! Сейчас принесут еще ящик! Нет, еще два! – забарабанил кулаками по своей волосатой груди Армен.

   Дорога шла в гору. Впереди колонны шел первый танк, за ним порожний 66-й, за ним первый БТР, потом ехал 66-й, который вез нас, а замыкал колонну второй БТР. Иногда довольно сильно потряхивало. Хуже всего, конечно, приходилось “баранам”, они сидели на полу с руками скованными за спиной наручниками. Кроме того, все четверо были прикреплены к одной цепи, замкнутой большим, амбарным замком. Идею подкинул Тоха, он же добыл на одной из редких стоянок в станице, цепь и замок. Теперь можно было не беспокоиться, что кто-нибудь из конвоируемых попытается выпрыгнуть на ходу из кузова.

   Один из “баранов”, парень лет под тридцать, совсем поплыл. Под курткой его грудь была перемотана бинтами. Поначалу, когда машину дергало, он стонал и морщился, но скоро его глаза закатились, он обмяк и теперь кулем валялся на обитом железом дне кузова. Остальных похоже совсем не заботила судьба их “товарища по цепи”. Старик и другой парень сидели с закрытыми глазами, упершись спиной в борт кузова. Пацан лет шестнадцати-семнадцати злобно посверкивал черными глазами на нас и все время возился, стараясь устроиться поудобнее. В конце концов, Сергей, сидящий на краю нашей лавки, молча сунул тому каблуком по хребтине.

Пацан оскалил зубы и сказал по-русски, совсем без характерного “горского” акцента:

– Ты скоро сдохнешь, сука! Вы все скоро сдохните, вонючие пидорасы.

   Сергей так же молча добавил ему по уху. Пацан повалился на бок и, извиваясь от боли, скуля и захлебываясь начал материться. Старик не открывая глаз, громко произнес, что-то, наверное, по-чеченски. Пацан сплюнул и заткнулся.

   К этим четверым имелись сопроводительные документы, все они были задержаны по стодвадцать второй статье. Для нас редкость. Обычно документы вез сопровождающий, не показывая их нам, либо вообще на конвоируемых не было никаких бумаг, только устные инструкции. Так неделю назад мы везли одного типа. Это был русский. Грузный седовласый мужчина. Нам сказали не обращать внимания ни на что, что бы он не говорил. Первое время тот ехал молча. Потом он пытался расспрашивать кто мы такие. И скоро начал “гнать”: оказалось, что он полковник ФСБ, что его похитили, и мы являемся невольными соучастниками этого похищения. Когда он стал слишком настойчив в своих излияниях Тоха заклеил ему рот скотчем, и все остальное время мы развлекались, затыкая ему ноздри скатанными из газеты шариками. “Полковник” багровел лицом, дико вращал глазами, терся носом о колени и смешно хрюкал, пытаясь достать затычки из носа. Руки у него, как и у всех “баранов” были замкнуты в наручники за спиной. Сдавали мы его, в пункте назначения, бородатым парням в камуфляже, скверно говорящим по-русски. Надо было видеть его побледневшую ряшку и выкаченные шары, когда он увидел, кому мы его передаем. Ноги подкашивались и “полковник” валился на землю. Один из парней посмеиваясь, объяснил нам, что наш “баран” узнал в них своих старых знакомцев.

   Вообще мы часто перевозили “наших”. В основном это были солдаты срочники: неумелые дезертиры, убийцы, насильники, мародеры. Пару раз мы возили целые семьи: женщин, с опухшими от слез глазами; хмурых мужчин; квелых испуганных ребятишек. Эти не были “баранами”. Их должно было только защищать.

   Машина остановилась. Я сдвинул переводчик на автоматический огонь.

– Гоша, Армен, в машине. Ждите команды. Остальным рассредоточиться. – Сказал Петро и первым выпрыгнул из-под брезентового тента наружу.

   Машины встали на слабом уклоне, отсыпанной гравием дороги. В перспективе, по обе стороны, сквозь cерые сырые лохмотья облаков, просвечивали горы. Все вокруг было, в уже привычных для нашего взгляда, серо-синих тонах. Головной БТР остановился возле того, что ранее, наверное было, “загородом”. На обочине лежали бетонные плиты, закаменевшие мешки с цементом. Почти на самой дороги лежал остов сгоревшего “пазика”. Возле него застыл старлей, командир внешнего конвоя, рядом с ним несколько солдат.
– Начальник, какого хрена стали!? Ты, что инструкции не знаешь? Остановки на нашем маршруте не предусмотрены, - зло прокричал Петро в их сторону.

В ответ старлей только махнул рукой, приглашая нас подойти поближе.

– Бля, чо вы там увидели то? Табличку: “Здэсь ест мын!”? – спросил старлея Тоха, когда мы подошли.

   Бледный, как смерть старлей молча указал нам рукой на что-то лежащее возле закопченного автобуса. Солдаты расступились.

   Там, прислонясь спиной к закопченному борту “пазика”, сидела белобрысая девчонка лет тринадцати-четырнадцати. Голова ее свешивалась на правое плечо, и голубые глаза смотрели вдаль мимо нас, испуганно и напряженно. На ней была ярко-красная курточка, и черная юбка едва прикрывала голые голенастые ножки, покрытые ссадинами и разноцветными синяками. Она сидела в большой луже тускло отсвечивающей крови, которая была намного темнее ее курточки.

   Мы замерли. После нескольких секунд молчаливого замешательства. Петро шагнул к ней и осторожно приложил руку к худенькой шейке.

– Да она уже “готова” и похоже давно. Странно, почему кровь не впиталась? – Произнес Витька, задумчиво потирая подбородок и, подойдя ближе сам, ответил на свой вопрос. – Ну да, она сидит на железном листе. Это только сверху немного песка.

– Ты гад, ты умный да? Заткнись лучше! – повернулся к нему Антон, сжимая веснушчатые кулаки.

   Петро проверил карманы курточки и достал оттуда маленькую, тонкую книжечку. Это оказалось свидетельство о рождении, выписанное на имя Меловой Ирины Вячеславовны, 1983 года рождения выданное Бамутским ЗАГСом. Поверх данных занесенных в ЗАГСе, толстым черным маркером, крупными буквами, было написано: “СПИСАНО ПО ПРИЧИНЕ ПОЛНОЙ ИЗНОШЕННОСТИ. ВОЗЬМИ ЕЕ СЕБЕ”.

– Такие вот шутники. – Глухим голосом произнес Петро и добавил. – Она умерла сразу. Удар ножом в область сердца, а уже потом… потом ей вспороли живот.

Ледяной ветер теребил куцый хвостик волос собранных в пучок зеленой резинкой. На белом-белом лице девочки Иры, отчетливо виднелись грязные дорожки от когда-то пролитых слез.

Петро посмотрел на нас, повернулся к старлею и сказал:

– Начальник, прикажи своим пройтись по краям дороги может еще, кого увидите, только не сходите, здесь действительно могут быть мины.

Потом мне:

– Саня, сбегай к машине, принеси одеяло. Мы возьмем ее с собой.

Я бегом кинулся за одеялом, расталкивая солдат. Навстречу мне шли Армен и Гоша, ведя “баранов”.

Когда я вернулся, то увидел такую картину. Взбешенный Антон сжимал, сзади шею чеченского пацана, тряс его и кричал:

– Смотри, гад! Смотри, падла! Смотри и запоминай, и не спрашивай потом за что!

– Что смотреть? – хрипел придушенно паренек. – Мне нахуй не нужна эта мертвая русская шлюха. Сами ебите ее!

Страшный удар в челюсть швырнул его на землю. Ближайшим к нему на цепи был раненый парень, он тоже не удержался и с болезненным криком упал лицом в щебень. Антон вскинул автомат, но рука Петро перехватила ствол и дернула вверх. Очередь пропорола чеченское небо.

– Ты, что совсем охуел?! Прекрати, Антон! – крикнул Петро, с трудом выдирая автомат из рук Тохи.

– Не надо! Не надо! Что вы делаете? Разве так можно? – неожиданно вмешался Гоша.

Он встал между огромным, похожим на разъяренного быка Антоном и чеченами.

– Дай мне одеяло, – обратился Гоша ко мне.

Получив одеяло, он встал на колени рядом с девочкой и, нещадно марая себя кровью, аккуратно приподнял и положил тело на одеяло. Он осторожно укрыл ее концами одеяла. Потом медленно поднялся с земли, бережно прижимая к груди сверток.

В машине Гоша положил одеяло с телом девочки поближе к кабине.

– У меня дома две таких же. Одна чуть постарше.

По его щекам медленно катились слезы.

Армен похлопал Гошу по спине и тихо произнес:

– Мы знаем, Гоша. Ты показывал нам фотографии. Не плачь. Помнишь: “Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются”? Ты же мужчина. Ты мент. Ты опер.

– Поэтому я и не спрашиваю ПОЧЕМУ. Почему они это сделали. – И добавил шепотом – Она такая легкая. Такая легкая.

– Ленка, какая ты у меня легонькая. Как пушинка.

Саша держал Лену на руках и ловко кружил по комнате, огибая стулья, кресло, диван, “стенку”, выдвинутые на середину. В квартире второй день шел ремонт, и все здесь находилось в “неживописном” беспорядке. Потолок был уже побелен и теперь с “трудом” клеились белые с золотыми прожилками, “германские” обои. Время от времени, после ряда взаимных упреков и замечаний в процессе облагораживания стен, разрядки подобные этой были просто жизненно необходимы.

– Ну, все, Саша, пусти меня, хватит, а то потом скажешь, что потратил всю трудовую энергию на верчение меня по квартире, – шлепнула она Сашу по груди.

– Да ни за что, Ленуська, я же монстр. Во мне этой энергии – черпай, не вычерпай. Сейчас мы эту стену махом закончим. Только, убей меня, не понимаю, зачем клеить обои на этом участке? Тут же все равно “стенка” стоять будет, – сказал Саша.

Он опустил Лену на пол, но все еще продолжал крепко прижимать к груди.

– Сашка, ты ленивый монстр! Если не хочешь помогать можешь идти гулять на улицу, найди там себе какую-нибудь мымру, она тебя приведет в милую твоему сердцу лачугу с драными обоями и сальными пятнами на них от ее жирной спины.

Саша еще крепче стиснул Лену в своих объятьях.

– Не хочу идти к драной мымре, хочу с Ленкой обои ляпать! – уткнулся он лицом в ее пышный “хвост”.

И в тот же миг почувствовал, как острые зубки впились в его плечо. Охнув от неожиданности, Саша разжал руки и Лена выскользнула, весело хохоча.

– Тогда никакой критики и прочих неконструктивных высказываний. Вперед и с песней. Солнце еще высоко. – Заявила Лена подбоченившись.

– Слушаюсь, ваше кусайшество, – шутовски отсалютовал ей Саша.

Он взял в руки кисть и начал намазывать обоину клеем. Лена стояла рядом и орудовала ножницами, явно не доверяя ему столь “ответственной” операции. Саша скосил глаза и, буквально в тридцати сантиметрах от своего носа, увидел загорелое бедро, Лена стояла рядом в коротеньких джинсовых шортах. Он повернул голову и быстро лизнул ее прохладную кожу, за что тут же получил оплеуху по затылку.

– Мегера, – ухмыляясь, буркнул Саша, – мегера, которая не знает что такое эротические игры.

Моментально “прилетела” еще одна плюха.

– Это тебе за мегеру и за эротические игры в рабочее время. Два в одном.

Через полтора часа комната была оклеена полностью. Саше еще раз влетело, на этот раз за открытую дверь на балкон и образовавшийся сквозняк. Однако ж после был прощен, они стояли рядом на балконе и махали Сергею и Алене, подъезжавшим к дому на красном “москвиче”.

– Эх, сейчас загуляем! – Радостно вскричал он. – Пивища попьем!

– Ленка, нет, ты глянь! Глянь, какое небо – синее при синее.

– Ага, а солнце красное прекрасное, – поддержала Лена, поглаживая его по голове. – Совсем ты у меня пацан.

– Если бы не солдатики, мы бы их там оставили вместо этой девчонки, – сказал Сергей, провожая взглядом “баранов”, переданных на руки бородатому наряду “второго сортировочного”.

– Можно было, и шлепнуть, отписались бы, дурное дело не хитрое, – поддакнул Витька, закуривая сигарету.

– А потом нас бы всех “отписали”, – буркнул Петро. – Вы кончайте тут ерунду городить. С девчонкой конечно особый случай, но каждый из нас должен понимать, что мы все время ездим считай через линию фронта, туда-сюда. И для нас нет ваших наших, мы выполняем специальное задание. И не солдаты нас охраняют, а мы охраняем их. Попробовали бы они без нас сунуться сюда, мигом сожгли бы их к чертовой матери вместе с танком.

– Дак чего ж не понять, чего уж неясного тут. Этим маршрутом мы на духов работаем, – скривив губы, процедил Тоха. – Заложников возим, транспорт с оружием. А доходит до вас, что девчонку эту они спецом для нас подложили? Спецом! Потому что кроме наших спецконвоев ебаных в их “глубоком тылу” никто больше не лазит!

Он махнул рукой и пошел прочь вслед за Арменом и Гошей, которые пошли подыскать место для могилы.

– Я ведь говорил, что мы будем в дерьме по уши. Дак он мне глотку затыкал, а теперь сам же и разнылся. – выпустив струйку дыма, сказал Витька. – Какой из него опер, ему бы “уря” кричать и в атаку бегать или как там у них это делается.

– Я вот много чего слышал, разные там страсти-мордасти, что тут творятся, про баб снайперов, пацанов школьников с гранатометами, как над трупами наших солдатиков глумятся и прочие байки, но вот сегодня увидел эту девчонку и ЭТО я никогда не забуду, – сказал Сергей.

– Серега, да эта соплюха, поди, с третьего класса за щеку брала. Ты что не видал таких шлюшек? Да их на любой остановке пучок за пятачок. Ты не находил таких же, в своем городе, в подвале, в “кельдыме”, на помойке? Сдохших от передозняка, затраханных до смерти, на кусочки порубленных. Нет? Значит молодой ты еще. Подожди, насмотришься.

– Да пошел ты нахуй, Витек. Не врубаешься ты. Тут дело совсем другое, – огрызнулся Серега.

Тут и я подал голос:

– Витька, ты и впрямь не понимаешь. Эта девчонка символ того беспредела, что здесь твориться. Ее убили бандиты, прикрывающиеся красивой идеей национального сопротивления. Все это не ново. Все это уже было. Заваривают кашу жадные до денег и власти дяденьки, а кровавый понос от этой каши прохватывает невинных, детей в частности. Они наши заложники.

– Да пошли вы сами нахуй, идиоты. То, что здесь твориться нас вообще не касается! Не наше это дело! Не наша земля! Делом надо заниматься, делом. У себя дома порядок наводить, а не соваться, куда не надо! Будете вы меня тут умными речами лечить, сопляки. И нечего повторять чужие слова. Ты бы стороны послушал, что бубнишь то! Тоже мне умники! – Витька швырнул окурок под ноги и, заметив подходящего к нам Казбека, командира здешнего наряда, добавил. – Спросите у него, спросите. Он здесь живет.

Казбек подошел к нам, взглянул на наши разгоряченные лица и спокойно произнес:

– Мы подыскали место для могилы. Потом попросим ребят и сварим надгробие.

Лицо Казбека было серым от усталости и недосыпания, под глазами запали черные тени. Он посмотрел в спину уходящему Витьке, на наши разгоряченные лица и произнес:

– Что вы хотите у меня спросить? Не нужно ничего спрашивать все понятно и так. Скоро все русские уйдут отсюда. Я не уйду. Я здесь родился, я здесь и умру. У меня была семья. Теперь ее нет. Если бы ваш президент не ввел войска на нашу землю мы бы сами справились с негодяями, но придя сюда с войной вы дали этим волкам шанс и они этот шанс реализовали. Все теперь воюют за “правое дело”, за свою “свободу”. А эту свободу мы могли получить мирным путем еще в 91-м году. Теперь волки не остановятся на достигнутом, они зальют всю Чечню кровью, а потом двинуться дальше. Кавказ большой. Наши крысы уже бегут с земли, которая их вскормила, подлец Доку и его жополизы не будут с автоматами в руках оборонять нашу Родину. Вы уйдете, и они сбегут с награбленным. Я был участковым в нашем райотделе, отдел сожгли, начальник, и его замы давно сбежали неизвестно куда. Меня убивали уже много раз. В конце концов, когда-нибудь убьют, но я не сбегу.

– Пойдем, Петро, я покажу тебе ваш груз.

– И верно, пойдем, мужики, глянем, что нам на сей раз везти предстоит. Еще, наверное, грузить заебемся. – сказал Петро.

– Не заебетесь, “груз” на колесах, – ответил Казбек.

Мы пошли за ним по пыльным закоулкам заброшенной базы. Метров через сто, за очередным поворотом, показались ангары. Перед одним из них стоял КАМАЗ. В его кузове лежало два трехтонных контейнера.

Казбек не знал что внутри, но груз, как всегда был “особой важности”.

И сопровождающих было двое: подтянутые аккуратно выбритые молодцы в камуфляже без знаков различия

Оба они сидели в кабине, как два хорька в стеклянной банке и хмуро пялились на нас через стекло.

– Вот так они и сидят в кабине целые сутки, иногда один вылезает и обходит кругом машины, – сплюнул на землю Казбек.

Наконец дверь КАМАЗа распахнулась, сидящий на водительском месте вылез на подножку и спросил:

– Вы за нами приехали?

– За вашим грузом, – ответил Петро. – Ну и вас можем прихватить.

– Отлично, тогда предъявите ваши документы, и мы можем ехать.

– Слезай и сам посмотри, заодно не забудь прихватить свои, а насчет ехать мы уж как-нибудь сами сообразим без указок.

Парень нехотя спрыгнул с подножки и подошел к Петро

– Вот так то лучше, господа чекисты, – сказал Петро, едва глянув на протянутую красную книжечку и другие бумажки. – Машину сами вести будете или вам шофера выделить?

– Сами поведем, – ответил сопровождающий.

– Ну и прекрасно. Тогда, Витя, проинструктируешь товарищей, как себя нужно вести в пути следования, а мы пока поищем Армена и Гошу, может им помощь нужна.

Гошу и Армена мы нашли благодаря помощи Казбека. Они и еще несколько бородатых “солдат” Казбека сидели среди зарослей незнакомого Саше кустарника. Голые колючие ветви почти ничего не заслоняли, но летом здесь, наверное, все было укутано пышной зеленью. Среди этих кустов образовалась полянка, диаметром метров двадцать не больше. Там все и сидели.

– А мы вас ждем. – Поднялся навстречу нам Армен. – Ребята нам помогли, и мы махом выкопали, хотя почва тут трудная не то, что у нас.

Саша не поверил своим глазам. Рядом со свежим холмом каменистой земли, больше похожей на кучу гравия, стоял гроб, сколоченный из свежеоструганных досок. Крышка стояла рядом, а из под белого (парашютного!) шелка, выглядывало чистое личико девочки.

– Они не только копать помогли, как видите, – добавил Гоша.

– Да, вот Роман дал доски и инструмент, а Джабар не пожалел парашют. А самое главное, наш Гоша оказался настоящим столяром или плотником, как называется такой мастер, а Гоша?

– Да ладно тебе, Армен, какой там мастер. Просто руки есть, да и все дела.

Сейчас еще подойдут с Ирой проститься.

Удивленный Саша чуть не ляпнул: “С кем - с кем?”, но вовремя спохватился. Конечно, девочку же звали Ира. Во всяком случае, так было написано в метрике.

Скоро подошли солдаты вместе со старшим лейтенантом и еще несколько чеченцев.

   Никто ничего не говорил. Мы постояли несколько минут возле гроба глядя на бескровное личико. Потом Гоша встал на колени рядом и поцеловал девочку в лоб. Казбек и Армен подняли крышку и аккуратно положили ее на гроб. Затем мы спустили его на тросе, принесенном солдатами. Гоша первым бросил комок земли…

   Теперь нам казалось, что в этой каменистой земле останется, что-то наше, родное. Может быть, мы оставляли здесь какую-то часть себя. Во всяком случае, для Гоши это было точно так.

– Думай, Санек, думай. У нас с тобой “шерсти” нет нигде. А без нее на теплое место пробиться ой как трудно. Так и будем с тобой с тобой всю жизнь в райотделе простыми операми пылиться. Надо нам друг дружку держаться и вместе, своими калганами, дорожку пробивать, – Сергей махнул березовой веточкой, отгоняя настырных оводов.

– Серый, да ты же старший опер, скоро вон в зам начальники выбьешься. Чего тебе еще надо? – улыбнулся в ответ Саша, не отрывая взгляда от плещущихся на мелководье Лены и Алены.

– Все это херня, Санек. Херня! Мы с тобой, когда в “шестерку” прыгнем, таких дел накрутим под Седовым.

– И все-таки, Серый, если он тебе такой друган, то почему он тебя так, просто не возьмет? Зачем эта командировка? Да еще такой срок – шесть месяцев. Это же целых полгода!

– Нас, Саня, нас! Обоих. Понимаешь, не он на кадрах сидит, даже хуже, он с тем мужиком на ножах. Вот скажи, тебе не надоело в ночь полночь с кровати соскакивать? Не надоело от телефона ныкаться? Каждую планерку пизды получать за честную работу? А что полгода? Полгода это просто максимум, на который мы должны себя настраивать. На деле то все меньше выйдет. И потом, бабок, каких никаких девчонкам нашим оставим. Когда ты последний раз зарплату нюхал, а? А вот вернемся… Вернемся, Санек, мы так с тобой раскрутимся!

– А если не вернемся? Что на этот Кавказ соваться? Нет, Серый, от добра добра не ищут.

– Санек, ну ты загнул. Мы же не в наемники с тобой подаемся. Не дрейфь. А добро… Да где ты это добро видел то?! Я лично, – нигде! Да я бы давно из ментовки уволился, если бы умел что-нибудь путевое. Если бы профессия дельная была. Дак не умею же ничего кроме, как людям жизнь портить. Да что там говорить теперь то!

– А я вот, Серый, не жалею нисколько, что жизнь свою с ментовкой связал. Мне много не надо. У меня вон Лена есть.

– Блин, старик, трудный ты какой. Жалею, не жалею, не о том ведь речь. Речь о том, что киснуть на месте не надо, надо двигаться, под лежачий камень вода не течет. Я теперь ошибок совершать не собираюсь, последняя моя ошибка была, когда я в училище погранцовом, ебаного “крысаря” отпиздил, а ведь уже на втором курсе был. Вот и пришлось мне вместо третьего курса в армейку топать. Ну да нет, худа без добра. Отслужил, пошел в ментовку работать, а потом меня в Школу Милиции отправили. А теперь… Теперь я лажаться не собираюсь. Санек, сейчас момент верняк! Такой прухи больше не выпадет.

– Авантюрист ты, Серый, и все тебе неймется.

– А ты как думал Санек, да ведь и ты такой же. Мы же с тобой оба отравленные, мусора мы теперь. Неужели, ах неужели… Неужели не хочется вам, налетая на скалы и мели, тем не менее, плыть по волнам? В шумном море людей и событий, не щадя живота своего, совершите вы массу открытий может быть не желая того! А?!! Помнишь, как пел Остап-Суйлейман-ибн-Мария-бен-Бендер-бей-Задунайский?

– Блин, Серега, ну ты грамотно меня вербуешь. Сейчас еще песни попоем. А если серьезно… Когда ехать то?

– Санек, все путем, лето наше, осень тоже. Потом в декабре нас переведут под Седова, встретим Новый Год и рванем дышать горным воздухом. Успеешь еще ты с Леной ребенка сочинить. Оставим наших королев на попечение старикам, а потом весной, ну максимум летом возвернемся. Только решать нужно сейчас, до понедельника. Давай, я на тебя надеюсь. Думай.

Сергей встал с песка и пошел к воде. Саша посмотрел на его удаляющуюся спину и тоже встал.

Глубоким вечером, когда Сергей и Алена подбросили Сашу с Леной до дома, и они вдвоем подымались в поскрипывающем лифте на двенадцатый этаж, Саша сказал:

– Лена, пойдем завтра в ЗАГС.

Лена, повернулась к нему и улыбнулась.

– Ну вот. Молчал, молчал всю дорогу и родил. Что мы в том ЗАГСе то забыли?

– Распишемся, – коротко ответил Саша.

– Распишемся? Тебе нужен штамп в паспорте? А так тебя не устраивает:

“Сошлись да и живем”.

Она прыснула со смеху, явно кого-то пародируя. Но тут же осеклась, глянув на Сашино лицо.

– Ты у меня такой торжественный. Что-то ты задумал, кроме этого ЗАГСа? Сознавайся!

– Потом скажу. Ты мне ответь, пойдем?

– Как скажешь, мой господин. Все будет, как ты захочешь. Ну, говори скорей, что у тебя на уме.

– Отлично, только когда завтра проснемся, не говори, что забыла свои слова. А задумал я вот что… Сейчас мы с тобой будем созидать ребенка.

– Ах, вот оно что! Хочешь, чтобы я тебе ляльку родила? Ну, так дурное дело не хитрое.

И весело смеясь, они шагнули из распахнувшейся кабины лифта.

– Вот значит как, старлей. А я то думал, что вы здесь со всем своим скарбом останетесь, – сказал Петро.

Мы шли к машинам, намереваясь немного перекусить и отправиться дальше.

– Нет. У меня был приказ, оставить технику тут, а потом следовать с вами до третьего блокпоста.

– Ну, так, что ж, машины ваши, могли бы и не спрашивать меня. Сколько вас всего?

– Без шоферов, месте с танкистами будет двенадцать.

– А танк вы тоже оставляете? – вмешался Сергей – Казбек, зачем тебе танк? У тебя танкисты то хоть есть?

– Надо будет, и танкисты найдутся, – спокойно ответил Казбек.

Мы уже подошли к нашей стоянке, как навстречу нам подбежали двое: боец Казбека и наш солдат. Они заговорили почти одновременно, каждый на своем языке. Со слов солдата, с бамутского направления, сюда перла колонна из трех ЗИЛов.

– Наверное, наш конвой? – спросил Тоха.

– Не должно быть на этом маршруте встречных команд, – нахмурился Петро.

Казбек скомандовал что-то на чеченском и, повернувшись к нам объявил:

– Будем останавливать.

– Хозяин – барин, – пожал плечами Петро, – только мы вмешиваться не будем, – и добавил – до определенного момента.

Колонна действительно оказалась нашей. Это был конвой семь. После взаимных радостных объятий, похлопываний, завязалась беседа.

– Не думали мы, что встретим вас, чертей, – посмеивался Витька.

– А мы знали, что на вас напоремся, – ответил Олег, парень габаритами не уступающий нашему Тохе, – только думали, что попозжа, а вы вона как вжарили.

– Да, мужики, хотим поделиться с вами хуевыми вестями, – вступил Валера, старший седьмого конвоя.

– Это наш последний рейс, мы идем вашим маршрутом, туда и обратно, так нам сказали. А вы вернетесь и, наверное, поедете во Владикавказ вместе со всеми. В Серноводске собралось уже шесть наших команд. Все команды, которые исполняли маршруты по Чечне, возвращают. Наша последняя .

– Ну и хуй с ней с этой Чечней, что же здесь хуевого? – спросил Армен.

Валера странно посмотрел на Армена и продолжил:

– А хуевое то, почему собственно нас завернули. Все конвои приносят дурные вести, мол обстановка становится тревожной. На два конвоя были нападения, слава богу, ребятам удалось уйти. В первом случае с “грузом”, а во втором пришлось “баранам” лоб зеленкой помазать. А конвой семнадцать… – Валера опять посмотрел на Армена, – ребята из этого конвоя все погибли.

– Что? – Армен шагнул к Валере, – Как погибли? Как погибли??! Что все? Все?! А Ильгар? Ильгар он что? Он тоже?

Валера поднял глаза и жестко добавил:

– Все. Все погибли. И Ильгар тоже. Судя по всему они не поняли, что на блокпосту произошла подмена. Они почти все лежали в одном помещении. Их забросали гранатами. Двоих убили на улице. Тела тех, кто должен был их встречать лежали рядом, в соседнем помещении.

Лицо Армена исказилось. Он отвернулся от нас и уперся лбом в борт машины.

– Ильгар, глупый айзер! Что ты наделал? Что ты наделал, что я скажу дома? – еле слышно шептал он.

– Погодите-ка, – прервал повисшую тишину Гоша, – погодите, если все так хреново, почему же вас отправили по маршруту?

– Значит нужно, кому-то нужно позарез, чтобы “груз” дошел по адресу. – Невесело усмехнулся Валера. – Вы же сами знаете “особой важности”, “приоритетной срочности”.

   Через час наши конвои разъехались, – Валера и его ребята по нашим следам вглубь Чечни, а мы двинулись в сторону Самашек, там должны были забрать двух наших связников. Так гласил приказ, переданный нам в пакете Валерой.

   Теперь наша колонна состояла из двух 66-x и КАМАЗа. В головной машине ехал старлей Игорь и его солдаты, в середине “чекисты” со своими контейнерами, трое танкистов ехали с нами во второй машине.

   К вечеру набежали низкие лохматые тучи, казалось, они преследовали нас. Значительно похолодало, но сильный боковой ветер, трепавший тент нашего “газона”, практически исчез. Холодрыга и без него стояла жуткая, но на этот раз мы не везли “баранов”, и всем можно было спокойно спать. Нас, по обыкновению, выручали матрасы, одеяла и прочие тряпки, которые мы таскали с собой, как цыгане из машины в машину. На этот раз мы еще набрали сена и ехали можно сказать, с максимальным комфортом. Ночь наступила внезапно, непроглядная темь навалилась со всех сторон.

   Утро, как всегда, было волглое, пасмурное и холод пронизывал до костей. За ночь мы останавливались только один раз, как раз перед рассветом. Хотя света, как такового и не было. Это был “мусульманский” рассвет. Машина шла ровно, на небольшой скорости. Дорога, видимо была приличной, толчки практически не ощущались.

   Рвануло так, что, мигом, напрягшиеся в животном страхе, мышцы, крутануло судорогой. Следом за вторым взрывом последовал второй и третий. Подскочили все одновременно. Машина дала “козла”, поднявшийся на ноги Саша получил ошеломляющий удар локтем по зубам и рухнул через кого-то стоящего на четвереньках. В кузове стоял оглушительный мат. Газон дернулся еще пару раз и встал с большим креном на кабину. Снаружи затрещали беспорядочные автоматные очереди.

– Все наружу! Автоматы, автоматы не бросайте! – крикнула тень, откинувшая полог брезентового тента, и по голосу Саша признал Петро.

   Выкрикнув, Петро мгновенно исчез за бортом. За ним посыпались остальные. Саша выпрыгнул практически последним. От удара об землю шлем мгновенно соскользнул на глаза. Саша тут же запнулся и упал на колено. Рядом с ним кто-то пронзительно вскрикнул. Саша рванул ремешок и отбросил в сторону каску. Возле Саши лежал, раскинув руки танкист, его зубы были оскалены, а глаза вытаращены. Он был мертв.

   Клочья густого тумана и рассветные сумерки не позволяли разглядеть все, как следует. Воздух, заглушая треск автоматных очередей, буровил полный ужаса и боли вой. Шестьдесятшестой стоял, накренившись, уткнувшись кабиной в глубокую канаву. Впереди, поперек дороги, ярко пылал “КАМАЗ”, он лежал на боку и рядом с ним, чуть откатившись в сторону, огромные кубики контейнеров. Головной машины Саша вообще не видел. По обеим сторонам дороги виднелись коробки одноэтажных зданий. Оттуда зло посверкивали автоматные огоньки. На фоне горящего КАМАЗа метнулись несколько теней и тут же с воплями повалились на землю. Саша распластался, стараясь как можно плотнее вжаться в землю. Так он некоторое время и лежал, боясь даже голову поднять. Он практически ничего не видел, на радужке ярко отпечаталось ревущее пламя, охватившее КАМАЗ. Однако перестрелка не затихала. Дикий вопль захлебнулся на высокой ноте. Александр поднял голову, ему показалось, что злые огоньки приближаются ближе и ближе и вроде бы за ними, даже виднеются человеческие силуэты. Он повернулся набок, расправил и зафиксировал приклад автомата, передернул затвор и, поставив, переводчик на автоматический огонь, начал короткими очередями жалить автоматные вспышки.

   Правее Саши, возле ближнего к нему контейнера, тоже кто-то отстреливался, там было не менее трех человек. И позади и слева шла яростная перестрелка. Это продолжалось недолго, магазин внезапно закончился и Саша жестоко пожалел, что оставил “лифчик” со снаряженными рожками в рюказаке, под головой. Ему неожиданно отчетливо вспомнилось, как перед отъездом Тоха примотал скотчем к магазину на автомате другой магазин и сказал, что делал это раньше советской, синей изолентой, а теперь мотает германским скотчем.

   Грохнуло прямо возле контейнера. Стрельба из-за него прекратилась. Вдруг, мимо Саши шарахнулось несколько полусогнутых серых фигур, последняя плюхнулась и рывком перевернула его, за плечо, с живота на спину.

– Саня, ты? Живой? Не ранен? Съебываем скорее! Петро сказал отходим. – Закричал Армен, прямо ему в ухо.

– Отходим? Куда? Что случилось то? Мины? Засада? – вцепился в Армена Саша.

– Сам ничего не знаю. Не время задавать вопросы. За мной, за мной беги. И не стреляй. Попробуем втихую прорваться.

   Александр вскочил на ноги и, пригибаясь, побежал за Арменом. Неожиданно автоматная трескотня позади него усилилась, и ухнуло два взрыва.

   “А ведь кто-то нас прикрывает, пока мы тут втихую пытаемся слинять”. – мелькнуло в голове у Саши.

   Он пытался не отставать от прыгающей спины Армена, но пару раз падал, один раз, с ходу залетев в какую-то канаву, а в другой неожиданно напоровшись на низенький бетонный парапет, и едва не потеряв автомат.

   Сумашедший бег внезапно закончился, когда кто-то крикнул и Армен вильнул направо, вбегая в распахнутые ворота какого-то приземистого, длинного здания. Армен исчез прямо в темном оконном провале. Саша, не колебаясь, последовал за ним. И едва он перевалил через подоконник, его подхватили чьи-то руки.

– Санек, целый? Целый, чертяга? – радостно спрашивал Сергей, тряся Сашу.

– Все, все здесь, все! – закричал Витькин голос.

Саша пытался оглядеться в темноте, но различал только фигуры людей на фоне светло-серых окон.

Чей-то возбужденный голос захлебываясь тараторил:

– …Вот, бля, а как пиздануло, машина еще не встала и мы все наружу ломанулись. А тут еще пиздануло! Бля, прямо по КАМАЗу! Он, ка-ак хуякнется! Пиздец! Прямо на бочину! Блядь, меня едва-едва контейнером не ебануло, он блядь, в метрах десяти от меня ебнулся. Я в это время уже выпал на дорогу. Сморю наши, кто вскочит, блять, обратно падают. А тут из-за контейнера этого кто-то, ка-ак начнет хуячить по чичам из РПК. Смотрю, оттуда еще кто-то отстреливается. Я, блядь, ползком туда, а это бля Игорь, взводный наш. И с ним еще Леха, Санек, Валька-МММ и Ромка. Только Ромка уже вроде и неживой был, под ним кровищи во-от такая лужа была я… я в нее наступил и… и она такая липкая почему-то, как варенье, вязкая такая, – голос нервно всхлипнул.

Рядом с Сашей появился Петро, он тоже был без каски, его жесткие черные волосы торчали во все стороны.

– Бля, братцы, я же говорю, бля, мы везунчики! Все здесь! ВСЕ! И еще с нами двое, вот парнишка и “чекист” этот ебаный! – Витька нервно хохотнул.

– Я из машины выпрыгнул.

Подал голос “ебаный” ничуть не отреагировав на оскорбление.

– Как рвануло впереди, так я дверь открыл и с подножки спрыгнул. Как спрыгнул, так потом за моей спиной и рвануло.

– А потом, потом, блядь они гранатой хуйнули, я как раз за другим углом был, а тут как ебнет! Мне блядь все уши, нахуй, позалаживало. Всех похуярило. Я пиздец, думаю мне. Сейчас чехи меня повяжут и пизда мне, блядь. Я оттуда на карачках, на карачках метров пятьдесят, а тут вы бежите, ну и я с вами, – продолжал тараторить солдат.

– А ведь кто-то отстреливается. Там еще стреляют, – сказал Армен.

– Стреляют, – эхом повторил Гоша.

Действительно, автоматная стрельба еще раздавалась. Правда интенсивность стрельбы была не высока.

– Стреляют немного дальше, – заявил Петро, – Может быть это те, кто не успел с первой машины выпрыгнуть и шофера? Далеко они уйти не могли. Засаду спецом для нас готовили.

– А может это наши? С заставы? – спросил Сергей.

– Нет, – покачал головой Тоха. – Нет, наши поперли бы, огонь был бы погуще и пулеметы слышно было бы. Они же без бэтэров не полезут. Да и не могут так быстро отреагировать. Хотя отсюда до блокпоста километров пять-шесть, не больше.

– Дак, что? Значит, переждем здесь? Если, что так отстреляемся пока наши не подойдут, – спросил Витька.

– Я так думаю. Нам наоборот нужно поскорее пиздовать отсюда. Кругом, кругом, с дороги, как раз на блокпост с востока выйдем. А на подмогу и надеяться нечего, пока они задницы свои оторвут, если вообще надумают соваться сюда. А пока ждать будем, нам тут крышка придет, найдут, окружат и с гранатометов всех в этой хибаре завалят, – высказался Тоха.

– А я не так думаю. – Петро подошел к самому подоконнику и выглянул наружу. – Я думаю, никто нас искать не собирается. Им нужен был груз, и они его почти получили. Мы остались без единой царапины, а всех солдат положили. Нужно вернуть груз. Это НАША обязанность охранять его. Солдат и Гоша пойдут так, как сказал Антон. Только кругов давать не будут, а под нашим прикрытием рванут прямо по дороге. А мы завяжем бой, помешаем им завладеть грузом и продержимся пока не подойдет подмога.

– Я не пойду. Я с вами останусь. Пусть идет кто-нибудь другой, - мигом отозвался Гоша.

– Блядь, Петро, да, в нас дыр не наделали. А ты хочешь всех положить тут? Тебе будет легче если мы сдохнем? Да? – шагнул к нему Витька.

– Витек, кончай гниль разводить, если хочешь, беги вон с парнишкой до заставы, а вообще, то, что сказал Петро – приказ. Кончаем базар и пошли. Раз так, время терять нельзя, – отрубил Сергей.

– Пошли, – встал с засыпанного штукатуркой пола, немного отдышавшийся Александр, – только дайте мне кто-нибудь магазин. Моим патронам пиздец.

Парнишка-солдат завозился на полу и подал Саше два магазина.

– На возьми, я еще свой не закончил, и у меня в запасе еще один будет. И если надо я один побегу. Я быстрый, мне одному легче будет. Я всех там, на уши подыму.

– Беги парень, беги, быстро беги. Нам за твоих ребят с чеченами рассчитаться надо и еще кое за кого, – хлопнул солдата по плечу Гоша.

– Верно Армен?

– Сережа, это так долго. Так долго. Целых полгода… Я все еще не верю, я не верю, что ты вот так просто уезжаешь от меня. Может мне все сниться? Нет, что я несу. Какие глупости. Сереженька, ведь ты же говорил, что можешь приехать и раньше? Так ведь? – бормотала Алена, уткнувшись лицом в куртку Сергея.

   Саша и Лена стояли, рядом держась за руки. Лена солнечно улыбалась и выглядела совершенно безмятежно, но Саша знал, что это дается ей не просто. Разговор перед разлукой уже состоялся. Все, что нужно было, все самое главное и сокровенное, они друг другу сказали.

   Весь перрон был полон провожающими. Сергей и Саша отправлялись вместе с командой внутренних войск, сформированной из части расположенной в городе. Шли последние минуты перед отправкой. Солдатиков давно построили и загнали по вагонам. Коллеги Сергея и Саши тактично ретировались, уступив эти минуты Лене и Алене и теперь, покуривая, стояли неподалеку, возле машин.

– Сашка, когда ты приедешь будет уже лето. Будет тепло, тепло. И я буду встречать тебя тут.

   В ответ Саша закрыл ее губы поцелуем.

   Затем был бой. Боевиков было немного, и они не ждали нападения. Почти все стояли возле контейнеров и были видны, как на ладони. Они бурно спорили о чем то, – гвалт в воздухе стоял еще тот. При первых же выстрелах конвойников, шестеро из них сразу упали замертво, остальные засуетились точно так же, как суетились перед этим солдаты старшего лейтенанта Игоря и один за другим получали свою порцию свинца. Немногие из них успели перебежать на другую сторону улицы. Но вскоре чечены отошли от первоначальной растерянности, и началась ожесточенная перестрелка.

   Потом они обошли группу Петра с фланга, и Георгий был почти в упор исхлестан автоматными очередями из-за палисадника дома, возле которого лежал. Виталий бросился на помощь Гоше и успел срезать двоих из трех напавших, третий убил его. Скоро подоспела подмога. Забарабанили крупнокалиберные пулеметы, в конце улицы показались БТРы. Это шел на выручку подмосковный ОМОН и тихоокеанская морская пехота.

   Боевики поспешно отступали. Шестеро человек, один за другим, бросились через улицу. Пуля встретила Александра возле самого контейнера, она вошла под правую руку и он упал лицом прямо в разноцветную вязкую лужу, на дорогу, возле трупов наших солдат.

   “Вот что это такое” – успел подумать он, – “Это вовсе не кровь. Это же краска, обыкновенная краска. Олифой пахнет. Откуда она тут?”

   Он еще чувствовал и слышал, как к нему подбежал Сергей и, пытаясь расстегнуть на лямки бронежилета, приговаривал: “Держись, Санек, держись! Сейчас перевяжем тебя, промедольчику вколем. Все нормально будет, слышишь?”

   А тем временем Петро заглянул в развороченное нутро контейнера и застыл на несколько секунд. Там внутри лежали кожаные диваны, кресла, отсверкивающие никелем стулья на крутящихся ножках, все это было в потеках краски всех цветов и оттенков. Бочонки из-под краски, целые, пробитые, покореженные и просто раздавленные валялись внутри контейнера десятками. Несколько бочонков выкатилось на дорогу. Петро обернулся, бросил автомат и, схватив за грудки бледного, как смерть “чекиста” заорал:

– Что это?! Что это такое, сука??!! Это твой груз “особой важности”? Я тебя спрашиваю, сволочь?

– Я не знал, я не знал, что там, – лепетал в ответ тот.

– Не знал? Не знал, сука? – Петро ударом в челюсть опрокинул “чекиста” на спину.

– Серега, Серега, мне совсем не больно, – прошептал Саша. – Только холодно, холодно становится и голова кружится, да еще онемело все. Куда меня стукнуло, а? Мы ведь успеем на заставу? Я отдохну только…

– Успеем, Санек, успеем. Держись, братишка, – Сергей дрожащими руками пытался заткнуть рукавом куртки, темную, горячую струю крови, бьющую толчками из развороченного бока его друга.

   Кто-то еще кричал в ухо стоящему на коленях Сергею, допытываясь куда колоть промедол. Что-то кричал чекист. Тохин голос ревел, требуя бинтов…

   Саша вздохнул мучительно и глубоко. Пальцы стискивающие плечо, склонившегося над ним, Сергея разжались. Смертельно раненое тело разом обмякло, превращаясь в тряпичную куклу и веки опустились для того чтобы уже никогда не подняться.