Он был близок к цели. Ослепяющая ярость, толкнувшая лично возглавить поиски пропавшего каравана, почти рассеялась. Три часа назад он не сомневался в успехе. Дерзкая ватага залетных была уничтожена на корню (Баук жалел только о том, что Мельник не попал в его руки), оставалось только заполучить единственного оставшегося в живых ватажника информаторы донесли, что он содержится в «холодной». Зелья с ними не обнаружено. Баук готов был выкупить пленника у станичников за любую цену, чтобы выпытать, куда Мельник припрятал груз. Это место не могло быть далеко. Вопрос только где?

   Но все изменилось. Когда гнев улегся, вернулась осторожность. Именно благодаря ей Баук не сунулся в станицу, вслед за большим отрядом конников. Судя по численности и экипировке это могли быть только островцы, целая рота. Баук грыз пальцы теряясь в догадках, какого ляда им понадобилось приезжать в станицу? Неужели, захваченный мужиками гаденыш раскололся? Но, как могли островцы так быстро среагировать? Неужели… Неужели все, что произошло за последние сутки было подстроено заранее? Толкнуть информацию о большом грузе зелья залетным, заставить их напасть на неприкосновенный для островцев «купеческий караван», а потом расшлепать ватагу у станицы, затем захватить груз и поймать на него, как на наживку самого Баука. Догадка, как молния осенила Баука в тот самый момент, когда он уже был готов войти в станицу перед самым носом подходящего отряда. Враги Смотрящего прекрасно были осведомлены о его вспыльчивом нраве и том, что Баук никогда не выпускает из рук то, что считает принадлежащим ему. Именно на этом хотел сыграть его заклятый и непримиримый враг – полковник Реникин.

   Баук спешно отступил в бучажину, оставив у станицы небольшую группу наблюдателей. Захваченная девчонка, как никогда была кстати. У нее Баук собирался выпытать подтверждение своей догадки. Как бы тщательно ни планировалась операция по его, Баука уничтожению, скрыть от местных жителей все приготовления не представлялось возможным. Прокололись же «цветные», засветив себя при входе в станицу. Хотя, Баук признавал, что это было чистой случайностью и островцы были правы, подтягивая бойцов в последний момент, так было лучше реализовать скрытность операции, нежели прятать крупный отряд загодя.

   Баук не задержался и в этой бучажине, он не собирался возвращаться в Город, теперь, когда хитроумный план врага был разгадан, Баук собирался переиграть его. В любом случае груз был где-то недалеко. Сейчас надлежало «развесить глаза и уши»: предельно активизировать сеть информаторов во всем пригороде, мобилизовать всю братву. Гонцы должны отправиться во все стороны. Баук и в самом деле не собирался упускать своего.

   Он напряженно обдумывал ситуацию и искал выходы из сложившегося положения. Его ватага была на подходе к следующей бучажине. Там он планировал табориться и разослать гонцов. Времени на раздумье почти не оставалось, надо было действовать, а ко многим неизвестным и неувязочкам всей этой истории, добавилась еще и странная перестрелка за их спинами. Кому понадобилось устраивать такой переполох? Оставленным наблюдателя было приказано не шуметь и в случае чего не попадать в руки врага живыми. Может быть островцы напоролись на залетных недобитков? Если предположить, что ватага Мельника разделилась загодя? Первая часть была уничтожена станичниками, а вторая, зная о месте встречи, пошла к станице и напоролась на добровольцев? Появление новых неизвестных страшно раздражало Баука. Во всяком деле, даже если оно сплошь состоит из неприятностей, должен быть свой расклад.

   Голова колонны ватажников исчезала в белесой стене границы бучажины, мимо Баука, натужно сопя и бренча амуницией прошел очередной браток. Сквозь поляризующие фильтры Смотрящий Города злобно провожал глазами едва плетущийся арьергард своего отряда, его бурое ухо уродливым наростом торчало из под капюшона, жадно улавливая звуки в насыщенном озоном воздухе. Однако кроме тех звуков которые издавало его воинство он ничего услышать не мог. Во время перехода Баук несколько раз так останавливался, пропуская мимо себя колонну и напряженно прислушивался, а когда ватага отделялась на пару сотен метров, приникал ухом к иссохшей земле, но ничего особенного уловить не мог. Стрельба стихла давно, так же внезапно, как и началась. Наконец со Смотрящим поравнялась последняя тройка братков. Один из них подгонял ленивыми пинками двоих отстающих. Он подошел к Бауку, оттянул вниз воротник форменного комбинезона приграничников, на землю шлепнулась оранжевая, пропитанная “коктейлем бодрости” тряпка, прикрывающая рот Спицы.

   – Баук, мне кажется надо отходить до Города. Здесь явно не чисто. Ушами хлопнуть не успеешь, как цветные со всех сторон навалятся.

   Баук, глядел прямо на оранжевые толстые лениво шевелящиеся губы Спицы, влажный от слюны подбородок и его аж затошнило от внезапного приступа ярости. Несколько мгновений он молчал, а потом ткнул скрюченными пальцами прямо в этот ненавистный смеющий перечить ему рот и начал мять, выкручивать, рвать податливую плоть. Спица дико взвыл и шарахнулся в сторону, но Баук, глухо рыча, ловко подсек его ногу, тычком в грудь опрокинул наземь, навалился сверху и не давая опомниться, правой рукой начал наносить короткие хлесткие удары по черным стеклам защитной полумаски. Левая почти полностью проникла в рот, обдирая десны, выламывая зубы и стремясь ухватить скользкий, корчащийся язык, ухватить и выдернуть ко всем бесам, чтобы его можно было растоптать тут же, чтобы впредь он не смел перечить пусть еще не высказанным вслух мыслям главаря. Спица мычал, хрипел, захлебывался собственной кровью, его жирное тело выгибалось под Бауком, тщетно стремясь скинуть своего мучителя. Короткие, сильные пальцы пытались было сойтись в смертельном захвате на горле Баука, но потерпели неудачу и теперь руки жертвы лишь слепо и панически били по голове, бокам Смотрящего, по земле, а он тем временем нащупал таки язык, захватил его удобно, под самый корень, нежная плоть расступилась, пальцы проникли в глубокие раны, смыкаясь… Баук уперся ладонью правой руки в кровавое стеклянное крошево на бывшем лице своего незадачливого бригадира и рванул левую. Скрюченные пальцы этой руки крепко сжимали свою страшную добычу. Хищник поднял трофей над головой, его приглушенный повязкой рот издал победный рык, почти слившийся с предсмертным воплем своей жертвы. Агонизирующее тело, прогнувшись, задрожало под победителем, передавая его чреслам волну похотливого возбуждения. Ни одна шлюха еще не билась так под жестокими ласками Баука…

   Смотрящий, пошатываясь, поднялся на ноги. Кто-то услужливо поддержал его под локоть. Баук не глядя сунул ему язык Спицы. Он почти с нежностью смотрел на залитый кровью труп своего бригадира. Никто бы не смог ему помочь разрядиться, как этот парень. Баук чувствовал, что теперь готов справиться с любыми проблемами, грызущее его чувство раздражения и неудовлетворенности испарилось, страхи и сомнения отступили, теперь он был в своей наилучшей форме. Никто не видел счастливую улыбку Смотрящего под защитной маской.

   Ламбада, а это он поддержал Баука под руку, вертел в руках язык, с любопытством разглядывая. Слишком довольный, чтобы почувствовать укол раздражения, Баук ударил кретина по руке. Язык с чваканьем шлепнулся на землю. Ламбада довольно заухал и растоптал бы его, не получи тут же пинка.

   Остальные ватажники столпились на границе Бучажины. В плотных волнах тумана они походили на бесплотных призраков, немо взирающих на жестокие деяния смертных. Баук поморщился, откуда ему в голову могли прийти такие дешевые словечки и сравнения? Пора приниматься за дело. Он стряхнул с груди несколько комочков слизи, размазав по комбинезону кровавые подтеки, и бодро зашагал к бучажине. Сзади возился с трупом Ламбада, снимая карабин, ранец и прочую амуницию.

   Ватажники, миновав покосье, дошли до живых деревьев и остановились. Когда непроницаемые цветные сполохи вокруг них заменил прозрачный почти на два десятка шагов туман, с едва заметным оранжевым оттенком, они поснимали с себя маски и откинули капюшоны. Влажный воздух бучажины наполнили голоса. В них сквозило явное облегчение. Краткий, но трудный переход был закончен, теперь их не могли нагнать и смять в сабельной атаке конные островцы. Здесь бы им пришлось спешиться, а предательский туман-морок бучажины не только уравнивал шансы на победу, но и давал некоторое моральное преимущество браткам – они прибыли сюда первыми, значит духи-хранители здешнего места признают их правыми, если дело дойдет до боя, тем более что кровавая жертва оказалась, как нельзя кстати, где-то в кустах, треща сучьями возился неповоротливый Ламбада, заканчивая обряд по всем правилам. В ближайшие несколько часов Баук собирался устроить здесь свой штаб. Сейчас следовало выставить дозоры по всей бучажине, отправить гонцов в город за подмогой. Предстояло также наладить челночную связь с Городом и наблюдателями, оставшимися у станицы. Что-то оставалось еще… Что-то несомненно приятное во всем этом дерьме, помимо развлечения со Спицей, конечно. Да, девчонка!

   Баук привалился спиной к толстому, короткому стволу дерева, которое напоминало своей формой приникшего к земле в атакующей стойке гада, он стянул с гудящих ног сапоги, расслабил ремни портупеи. Рядом Балай, – толковый лейтенант, прихваченный Смотрящим с собой из города, быстро и четко отдавал указания браткам. Этот парень был не чета покойному бригадиру, когда Баук был не в духе он не только не лез с глупыми советами к озверевшему предводителю, но и вообще не показывался на глаза. Лейтенант умел появляться и уходить вовремя. Зато теперь, он с полуслова понял Баука и, не задавая уточняющих вопросов, взял всю организацию дела на себя.

   Девчонка лежала у ног Баука. Давно пришла в сознание, но крепкий удар по затылку никому не идет на пользу. Она плотно сжала губы и не открывала глаз, несмотря на то, что Ламбада, игриво погыкивая, время от времени тыкал ее мясистым пальцем в разные части тела.

   Баук неспешно разглядывал ее. Еще молода. Лицо чистое, покрыто ровным густым загаром, без всяких пятен и шрамов. Волосы гораздо длиннее, чем положено иметь селянкам, пышные черные. Пожалуй лицо ее довольно красиво, вот если еще… Баук подал рукой знак Ламбаде. Тот протянул лапу, приподнял голову девчонки за волосы и резко тряхнул. Он зашипела, глаза распахнулись, безумно таращась, затянутые пеленой боли. Губы искривились, она оскалила зубы. Так и есть! Ровные, красивые, кажется даже светятся в полумраке. Всей банде предстояло оценить ее тело по достоинству.

   Балай подошел к девке и ткнул носком сапога в лицо. Перед допросом предстояло размягь жертву. Она не казалась достаточно напуганной. По своему опыту Баук знал, что селянки, в отличии от городских девок, все таковы – злые и гордые. И если хочешь добиться от них что-нибудь кроме плевка в лицо нужно предварительно сломить сопротивление. Лейтенант приступал к допросу со знанием дела. Вот он нагнулся над девчонкой и… упал рядом с ней на землю. Ламбада, все еще удерживающий ее за волосы, недоуменно покосился на Балая. Баук нахмурился, но ничего не успел сказать, потому что прямо ему в ноги повалился браток и почти сразу кто-то в тумане дико закричал. Баук привстал, ближние и дальние, едва различимые в тумане фигуры, кто со стоном и криком, а кто молча, как кули валились на землю. Все происходящее напоминало дурной сон. Но оцепенение покинуло Смотрящего очень быстро, наверное не истекло и пяти секунд, как он пришел в себя. Теперь он четко различал негромкие звуки: “пак-пак-пак-пак”. Кто-то бил из скорострельной автоматической винтовки по ватажникам. Причем не менее чем из двух стволов. Баук давно не слышал ничего похожего – стреляли с применением прибора бесшумной пулевой стрельбы. Но даже и это не было удивительным, стреляли издалека, судя по звуку не менее чем с нескольких десятков метров. Причем чем дальше от деревьев – тем туман гуще и цветные сполохи ярче и стрелять в кого-то или во что-то прицельно невозможно, потому что в нескольких шагах цель пропадает из виду. Эту мысль Баук додумывал, прижимаясь щекой к волглой и жесткой траве. Тем временем его ватагу кто-то продолжал уничтожать, планомерно и обстоятельно. Некоторые пытались бежать, раствориться в мороке бучажины, но, словно налетая на невидимую стену, падали на землю. Те кто поумнее уже залегли и палили, хаотично, во все стороны. Баук только скрежетал зубами, но подать голос, приказать залечь не решался. Он был уверен, что засада, а это без сомнения была она, устроена была именно на него и несказанно повезло, что первые пули свалившие братков не поклевали его шкуру. Пусть уж враги остаются в неведении, относительно того поразили они Смотрящего или до сих пор нет.

   Ориентируясь на стоящие слева от него стволы деревьев Баук, как змея, пополз в ту сторону откуда они пришли. Очень быстро он наткнулся на труп Балая. Сегодня ему не везло с помощниками. Еще пара движений и он ухватил за сапог Ламбаду. Девчонки рядом конечно уже не было. Хорошо, что Ламбада был жив и вроде не ранен. Они поползли зигзагами, чтобы собрать побольше живых и знаками приказать следовать за собой. Для прорыва кольца окружения нужен был отвлекающий маневр, а для этого необходимы люди. Устроители засады конечно же понимали, что первый, без сомнения ошеломляющий удар уничтожил многих, но не всех. Снайпера выполняли роль загонщиков, а где-то в тумане, пока не слышные, ждали и застрельщики. Наверняка и за границей бучажины где-нибудь в лощинке, укрытые от палящих лучей Ярого Ока, притаились конные островцы, они не собирались упускать тех кто прорвет кольцо застрельщиков и их ждали острые шашки.

   Баук понимал, что на этот раз проклятый Остров обыграл его вчистую, он обставил Смотрящего на несколько ходов вперед. Это просто дьявольская предусмотрительность, разыграть все так что его везде и всюду ждали ловушки. Одни стрелки оснащенные чудо-приборами позволяющими видеть сквозь туман чего стоили! Нет, зря Баук недооценивал своего противника. Теперь нужно было думать только о спасении своей шкуры и любой ценой прорваться в Город.